Большая сила науки экономика состоит в ее способности изучать, как принимаются решения с точки зрения тех, кто их принимали.
Например, экономика может объяснить, почему предлагаем покупают то, что они изготавливают. Она также объясняет, почему служащие работают на этих работодателей, а не на вторых, а также почему они работают много и почему они работают вообще.
Но в большинстве экономических анализов точка зрения лиц, принимающих решения, является весьма узкой. Она начинается с того, что люди любят и что не любят. Люди могут любит апельсинах или бананы, или отдавать предпочтение наслаждению жизнью сегодня вместо того, чтобы думать о будущем.
Они тогда решают, что купить или сколько сэкономить, учитывая существующие цены, процентные ставки и их собственный доход. Экономисты включают в такой анализ взаимодействие людей друг с другом, но они рассматривают такое социальное взаимодействие как механическое, как будто люди являются товарами.
Например, в стандартном экономическом анализе гендерной дискриминации на рабочем месте мужчинам не нравится, когда их уравнивают с женщинами на работе – это так же, как то, что они предпочтут яблоки апельсинам.
Аналогично, стандартный экономический анализ расовой дискриминации состоит в том, что белые не хотят ассоциироваться с цветными и требуют премию, если покупают что-то в цветных и или работают с ними.
Но ни пол, ни расовая дискриминация не являются результатом личного предпочтения. Вместо этого они отражают социальные нормы, которые оговаривают, как люди должны думать о себе и как они должны взаимодействовать друг с другом.
Люди относятся к таким нормам серьезно. Например, в случае гендерных отношений мужчины хотят вести себя по-мужски, а женщины хотят вести себя по-женски.
Когда мы изучаем решения людей с точки зрения их идентичности и социальных норм, мы получаем новые ответы на различные экономические вопросы.
Кого представляют собой люди и как они думают о себе – это является ключом тех решений, которые они принимают. Их идентичность и нормы ‑ основная движущая сила. Мы называем такой подход экономика идентичности.
Чтобы понять значимости экономики идентичности и ее отличие от стандартной экономики, нужно учитывать сложность фактов.
В начале двадцатого века нормы курения мужчин и женщин в Соединенных Штатах были весьма различны, но эти нормы уравнялись к 1980-м годам. Женщины теперь курят столько же, сколько мужчины.
Мы не можем объяснить эту конвергенцию стандартными экономическими терминами, такими как изменения цен и доходов, потому что изменения не являлись слишком большими. Но мы можем объяснить это, если мы спросим, что люди думают о себе ‑ то есть, если мы изучим изменения гендерных норм.
Предполагалось, что женщины в начале двадцатого столетия не курили; это было поведение, несоответствующее нормам. К 1970-м годам, однако, рекламные кампании предназначались «для независимых» женщин, показывая им, что курение не только приемлемо, но и желательно.
Этот пример ‑ только верхушка айсберга. : Серьезное отношение к социальным нормам ‑ это последствия, широко проникающие в экономическую систему и в наши жизни.
Рассмотрим другой пример: заработная плата военных против заработной платы в гражданских фирмах. Полная заработная плата военных является относительно одинаковой ‑ то есть, она не повышается и не снижается в зависимости от работы, и она ниже, чем в гражданских фирмах.
Ничто в стандартном экономическом анализе не имеет смысла в такой структуре оплаты ‑ или в ритуалах, вокруг которых строятся военные традиции.
Но в экономике идентичности все это имеет смысл, и мы получаем новые перспективы для стимулирования работы, не только в вооруженных силах, но и в других профессиях.
В организациях, которые работают хорошо, служащие идентифицируются со своей работой и своими организациями. Если служащие чувствуют себя как инсайдеры – именно на это направлено военные ритуалы – тогда не требуется дополнительная оплата или оплата по результатам работы. Вооруженные силы изменяют личность призывников, внушая им такие ценности, как долг и служба родине.
В гражданском мире денежно-стимулирующая система не является определением хорошей работы организации, как это подразумевается стандартными экономическими моделями, но хорошая работа организации зависит от того, насколько рабочие идентифицируют себя с организацией и с их работой в ней. Если они не делают этого, то они будут стремиться к поощрению, вместо того чтобы реализовывать цели организации.
Аналогично, хорошее обучение происходит не в результате денежных вознаграждений и затрат товарно-материальных запасов обычной экономики ‑ но потому что учащиеся, родители и учителя идентифицируются со своими школами и потому что эта идентификация связана с изучением.
Кроме того, главным детерминантом того, остаются учащиеся в школе или выбывают, является то, что они идентифицируют себя с обучением в школе.
Учитывая это, политика образования должна обратиться к тем успешным программам, которые установили школьную идентичность, что заставляет учащихся и учителей работать согласно общей цели.
Если мы сосредоточим внимание на обучении учителей том, как вдохновить учащихся на идентификацию их со школой ‑ вместо того чтобы обучать их по стандартным тестам ‑ мы сможем получить хорошие результаты в этих школах.
Как экономисты и политики, мы могли бы продолжать учитывать только цены и доходы, а также относительную статистику, чтобы объяснить решения людей.
В некоторых обстоятельствах этого было бы достаточно, чтобы понять случившееся. Но во многих других ситуациях, мы упустили бы главные источники мотивации ‑ и таким образом получили бы бесполезные, а также неэффективные меры, нацеленные на получение результатов, которые мы ищем. Экономика идентичности обеспечивает более широкое, лучшее видение, в котором мы нуждаемся.
